[ϟ/❅] Do not attempt without being Swedish.




23.12.2010 в 00:57
Пишет Deorum:fic | Чертов русский | APH
Исключительно по своей забывчивости у меня не осталось времени на что-то очень масштабное, но надеюсь что небольшой подарок, написанный с искренней любовью, тебе тоже понравится. С днем рождения
Чертов русский
Автор: Navana-san
Бета: dancing fire
Дата: 22.12.2010 г.
Статус: завершен
Жанр: драббл
Рейтинг: PG
Фандом/пейринг: Axis Powers Hetalia, Россия, Пруссия
Дисклеймер: права на персонажей принадлежат Hidekaz Himaruya. Страны принадлежат сами себе
Размещение: запрещено
От автора: в подарок для Alikurai
читатьГилберт смотрел на стену, хотя она уже измозолила его глаза. Снегопад прекратился, а он так и не смахнул снежинки, и теперь они медленно таяли в его волосах.
- Чертовы русские, - проклацал зубами Пруссия.
Холодно, Господи, ему было так холодно. Наверное, Иван притащил за собой свою Сибирь, ничем другим нельзя было объяснить это жалящее чувство, а потом онемение, которое распространялось по ногам, пальцам, лицу. Спрятав руки без варежек в мышках, Гилберт шмыгнул носом. Он замерз как собака, но уходить не хотелось – тешил себя надеждой, может, удастся издалека увидеть Запад, хотя это не представлялось возможным. Людвиг даже не знает, что он тут торчит, да и эта стена... Да, именно она представлялась врагом номер один.
- Замерз, да?
Россия появился рядом, даром, что был здоровым, как медведь, а двигался будто пушинка. Байльшмидт вздрогнул, но сделал вид, что глухой. Если он не отзывался, Брагинский мог помаяться, а потом уйти, что ему еще оставалось? Но сейчас Иван никуда не ушел, присел рядом, едва не задев плечом, и уставился перед собой.
- Не говоришь со мной, да? Как нападать, почему бы и нет, а разговоры разговаривать это уже лишнее, - укорив Гилберта, Брагинский с хрустом потянулся и вытащил откуда-то флягу. – Будешь?
Обождав секунды две, Россия усмехнулся, отвинтил крышку и сделал глоток.
- Не будешь.
Вырвав из рук Ивана флягу, Пруссия присосался к ней. Конечно, он знал, что там была водка – они неразлучны, и Брагинский тоже горький, будто полынь жуешь. Тем больше вытянулось его лицо, когда оказалось, что это не так. Иван хохотнул.
- Виски. Альфред сказал, что из кукурузы, неплохо на самом деле.
По какой-то непонятной для Пруссии причине, Иван называл американца исключительно по имени, тогда как его - только по фамилии. Всегда и без исключений. Стало теплее, день посерел, и Байльшмидт опять шмыгнул носом. Он рисковал простудиться: ни шапки, ни перчаток или варежек, шарфа тоже нет. Иван сидел как приклеенный, и это начинало здорово нервировать Пруссию – он старался не сталкиваться с ним слишком часто, поэтому каждый отъезд русского превращался чуть ли не в праздник, но последние четыре месяца Брагинский никуда не ездил.
- Так и будем молчать?
- Да пошел… - Иван говорил на немецком, и хорошо говорил. Пруссия замолчал и повернул голову, всматриваясь в профиль России, будто первый раз его видел. Все предыдущие фразы, кроме первой, кстати, тоже были не на русском.
- Если хочешь от меня бегать, то стань повнимательней, - добродушно заулыбался Иван.
Гилберт передернул плечами, подвинулся ближе и только еще сильнее сгорбился – хотелось согреться, а единственным источником тепла посреди этой серо-ледяной зимы был Брагинский. Он правда ненавидел Россию, иногда казалось, от ненависти пальцы сведет судорогой, и они застынут, как лапы у орла. Но Иван не был злым, иногда он мог быть жестоким, вспыльчивым (что случалось редко), но не злым. Там где Гилберт давился желчью, он качал головой и улыбался: спокойно, грустно и как-то светло.
- Где шарф оставил? – неожиданный вопрос вырвал Гилберта из полудремы.
- Не знаю.
- Байльшмидт, у тебя шея голая, сляжешь, будешь стонать, а мне опять скажут – такой-растакой, садист, совсем о тебе не забочусь.
Россия рассмеялся, а вот Гилберту почему-то было совсем не смешно. Иван завозился, а потом что-то колючее, но теплое закрыло шею от ветра. Поверх куртки Пруссии теперь лежал бежевый ивановский шарф, который тот постоянно носил. Правда, Байльшмидт был уверен, что он мягкий на ощупь. Замотав свободные концы вокруг горла, Пруссия буркнул:
- Спасибо.
- Да не за что, - Иван сидел с флягой в руках, разрумянившийся от алкоголя. – Оставь себе, сестра еще свяжет.
Пруссия вспомнил Украину, хотя лица-то он толком и не запомнил, глаза, кажется, у них всех были одинаковыми, а в кое-каких местах сестра Брагинского была столь выдающейся, что свой взор Гилберт в них и утопил.
- Делать ей нечего.
Иван оставляет эту реплику без комментария. Только поднимается и начинает чуть ли не плясать на месте, разминая ноги. Вот сейчас Пруссии кажется, что он так далеко от дома, что сердце разорвет от тоски, вновь начавшийся снегопад заслонит здания, и все покроет белоснежная пустыня. Он да Иван, ничего больше.
- Мороз кусается, - говорит Россия. – Пошли чаю попьем? А не пойдешь, волоком за ногу потащу, - добавляет Брагинский, видя полное нежелание Пруссии совершать хоть какие-то движения.
- Сам дойду!
- Кусается не только мороз, - Иван искренне веселится. – Не потеряйся.
Убедившись, что Россия пошел вперед и не оборачивается, Пруссия встал со скамейки и едва не охнул – тело одеревенело, так что ему, наверное, понадобится ведро чая или бутылка водки, половина вовнутрь, а вторая пойдет на растирания. Только дважды Иван оборачивается – проверяет, чтобы Гилберт не отстал, а затем ждет его возле открытой двери и пропускает перед собой.
Брагинский ставит чайник, а Пруссия опускается на край табурета, даже не думая раздеваться. Уткнувшись носом в шарф, он наблюдает исподлобья за передвигающимся по кухне русским. Колючий шарф пахнет Иваном, будто Байльшмидт его кожу нюхает, нет, не пахнет - воняет, так что от этого запаха хочется почесать нос и чихнуть. Широкие плечи России обтягивает тонкая ткань рубашки, он похудел, а на что похож сам Пруссия, даже думать не хочется; кожа на руках истончилась и вены видны. Гилберт рассматривает ладони, пока его не окликают.
- Пей, и сними с себя это, - Иван дергает за край шарфа, и он врезается в кожу под горлом. – Сними, - настаивает Брагинский, словно надзиратель, возвышаясь над скорчившимся Пруссией.
- Тебе дело какое, - сипло выдыхает Гилберт, обхватывая стакан с чаем двумя руками, отпивает осторожно, чтобы язык не обжечь.
Протянув руку, русский хватает Байльшмидта за челюсть, будто змею, дабы не укусила, рывком поднимает голову и пристально всматривается в лицо. Обсмотрев, отпускает, поджимает губы.
- Плох ты, товарищ.
Огрызаться не хочется и, допивая странный на вкус чай, Пруссия молчаливо соглашается – нехорошо, и табурет под ним шатается, а вокруг Ивана возникает второй контур золотистого цвета, который повторяет его тело точь-в-точь. Отставив стакан, Гилберт избавляет шею от шарфа, расстегивает пуговицы на куртке и, бросив это все куда-то в сторону, плетется в свою комнату и падает на кровать. Он успевает забыться во сне, прежде чем приходит Брагинский.
Комната Пруссии - это его личная нора, даже русский почему-то уважает этот крохотный клочок территории. Гилберт предпочел бы жить в отдельном доме, но нет, ему не позволяют. Теперь же Иван нарушает границу, но Байльшмидт будто провалился в перину, веки тяжелые и едва приоткрыв их, он медленно наблюдает, как с него снимают штаны, а затем все остальное, оставляя полностью обнаженным.
- Думаешь, я сопротивляться не буду? – вызывающе сплевывает Гилберт, а внутри его начинает подтачивать червячок страха, когда Иван, сидя на кровати, раздевается сам. – Так, думаешь?!
Гилберт пинает русского коленом в спину, получается слабо, но тот недовольно морщится, а затем падает рядом, придавив Пруссию, и натягивает на них обоих одеяло.
- Не трогай, - Иван горячий, как печка, но Байльшмидт пытается отползти. – Пошел вон, иди, обними… у тебя есть, кого обнимать, - на всякий случай он решает не уточнять.
- Девица красная… - шепот-мырлыканье вперемешку со смешками щекочет ухо, а Иван только сильнее прижимает к себе. – Шарф взял, а меня не хочешь что ли?
Чертов русский смеется, а лицо Гилберта горит; завтра, завтра, когда снегопад утихнет, а у него в горле перестанет драть, тогда он расскажет Брагинскому, что он хочет и не хочет. А сейчас тяжело шевелиться, думать слишком тепло и слишком много Ивана рядом. Слишком для этого дня.
URL записиИсключительно по своей забывчивости у меня не осталось времени на что-то очень масштабное, но надеюсь что небольшой подарок, написанный с искренней любовью, тебе тоже понравится. С днем рождения

Чертов русский
Автор: Navana-san
Бета: dancing fire
Дата: 22.12.2010 г.
Статус: завершен
Жанр: драббл
Рейтинг: PG
Фандом/пейринг: Axis Powers Hetalia, Россия, Пруссия
Дисклеймер: права на персонажей принадлежат Hidekaz Himaruya. Страны принадлежат сами себе
Размещение: запрещено
От автора: в подарок для Alikurai
читатьГилберт смотрел на стену, хотя она уже измозолила его глаза. Снегопад прекратился, а он так и не смахнул снежинки, и теперь они медленно таяли в его волосах.
- Чертовы русские, - проклацал зубами Пруссия.
Холодно, Господи, ему было так холодно. Наверное, Иван притащил за собой свою Сибирь, ничем другим нельзя было объяснить это жалящее чувство, а потом онемение, которое распространялось по ногам, пальцам, лицу. Спрятав руки без варежек в мышках, Гилберт шмыгнул носом. Он замерз как собака, но уходить не хотелось – тешил себя надеждой, может, удастся издалека увидеть Запад, хотя это не представлялось возможным. Людвиг даже не знает, что он тут торчит, да и эта стена... Да, именно она представлялась врагом номер один.
- Замерз, да?
Россия появился рядом, даром, что был здоровым, как медведь, а двигался будто пушинка. Байльшмидт вздрогнул, но сделал вид, что глухой. Если он не отзывался, Брагинский мог помаяться, а потом уйти, что ему еще оставалось? Но сейчас Иван никуда не ушел, присел рядом, едва не задев плечом, и уставился перед собой.
- Не говоришь со мной, да? Как нападать, почему бы и нет, а разговоры разговаривать это уже лишнее, - укорив Гилберта, Брагинский с хрустом потянулся и вытащил откуда-то флягу. – Будешь?
Обождав секунды две, Россия усмехнулся, отвинтил крышку и сделал глоток.
- Не будешь.
Вырвав из рук Ивана флягу, Пруссия присосался к ней. Конечно, он знал, что там была водка – они неразлучны, и Брагинский тоже горький, будто полынь жуешь. Тем больше вытянулось его лицо, когда оказалось, что это не так. Иван хохотнул.
- Виски. Альфред сказал, что из кукурузы, неплохо на самом деле.
По какой-то непонятной для Пруссии причине, Иван называл американца исключительно по имени, тогда как его - только по фамилии. Всегда и без исключений. Стало теплее, день посерел, и Байльшмидт опять шмыгнул носом. Он рисковал простудиться: ни шапки, ни перчаток или варежек, шарфа тоже нет. Иван сидел как приклеенный, и это начинало здорово нервировать Пруссию – он старался не сталкиваться с ним слишком часто, поэтому каждый отъезд русского превращался чуть ли не в праздник, но последние четыре месяца Брагинский никуда не ездил.
- Так и будем молчать?
- Да пошел… - Иван говорил на немецком, и хорошо говорил. Пруссия замолчал и повернул голову, всматриваясь в профиль России, будто первый раз его видел. Все предыдущие фразы, кроме первой, кстати, тоже были не на русском.
- Если хочешь от меня бегать, то стань повнимательней, - добродушно заулыбался Иван.
Гилберт передернул плечами, подвинулся ближе и только еще сильнее сгорбился – хотелось согреться, а единственным источником тепла посреди этой серо-ледяной зимы был Брагинский. Он правда ненавидел Россию, иногда казалось, от ненависти пальцы сведет судорогой, и они застынут, как лапы у орла. Но Иван не был злым, иногда он мог быть жестоким, вспыльчивым (что случалось редко), но не злым. Там где Гилберт давился желчью, он качал головой и улыбался: спокойно, грустно и как-то светло.
- Где шарф оставил? – неожиданный вопрос вырвал Гилберта из полудремы.
- Не знаю.
- Байльшмидт, у тебя шея голая, сляжешь, будешь стонать, а мне опять скажут – такой-растакой, садист, совсем о тебе не забочусь.
Россия рассмеялся, а вот Гилберту почему-то было совсем не смешно. Иван завозился, а потом что-то колючее, но теплое закрыло шею от ветра. Поверх куртки Пруссии теперь лежал бежевый ивановский шарф, который тот постоянно носил. Правда, Байльшмидт был уверен, что он мягкий на ощупь. Замотав свободные концы вокруг горла, Пруссия буркнул:
- Спасибо.
- Да не за что, - Иван сидел с флягой в руках, разрумянившийся от алкоголя. – Оставь себе, сестра еще свяжет.
Пруссия вспомнил Украину, хотя лица-то он толком и не запомнил, глаза, кажется, у них всех были одинаковыми, а в кое-каких местах сестра Брагинского была столь выдающейся, что свой взор Гилберт в них и утопил.
- Делать ей нечего.
Иван оставляет эту реплику без комментария. Только поднимается и начинает чуть ли не плясать на месте, разминая ноги. Вот сейчас Пруссии кажется, что он так далеко от дома, что сердце разорвет от тоски, вновь начавшийся снегопад заслонит здания, и все покроет белоснежная пустыня. Он да Иван, ничего больше.
- Мороз кусается, - говорит Россия. – Пошли чаю попьем? А не пойдешь, волоком за ногу потащу, - добавляет Брагинский, видя полное нежелание Пруссии совершать хоть какие-то движения.
- Сам дойду!
- Кусается не только мороз, - Иван искренне веселится. – Не потеряйся.
Убедившись, что Россия пошел вперед и не оборачивается, Пруссия встал со скамейки и едва не охнул – тело одеревенело, так что ему, наверное, понадобится ведро чая или бутылка водки, половина вовнутрь, а вторая пойдет на растирания. Только дважды Иван оборачивается – проверяет, чтобы Гилберт не отстал, а затем ждет его возле открытой двери и пропускает перед собой.
Брагинский ставит чайник, а Пруссия опускается на край табурета, даже не думая раздеваться. Уткнувшись носом в шарф, он наблюдает исподлобья за передвигающимся по кухне русским. Колючий шарф пахнет Иваном, будто Байльшмидт его кожу нюхает, нет, не пахнет - воняет, так что от этого запаха хочется почесать нос и чихнуть. Широкие плечи России обтягивает тонкая ткань рубашки, он похудел, а на что похож сам Пруссия, даже думать не хочется; кожа на руках истончилась и вены видны. Гилберт рассматривает ладони, пока его не окликают.
- Пей, и сними с себя это, - Иван дергает за край шарфа, и он врезается в кожу под горлом. – Сними, - настаивает Брагинский, словно надзиратель, возвышаясь над скорчившимся Пруссией.
- Тебе дело какое, - сипло выдыхает Гилберт, обхватывая стакан с чаем двумя руками, отпивает осторожно, чтобы язык не обжечь.
Протянув руку, русский хватает Байльшмидта за челюсть, будто змею, дабы не укусила, рывком поднимает голову и пристально всматривается в лицо. Обсмотрев, отпускает, поджимает губы.
- Плох ты, товарищ.
Огрызаться не хочется и, допивая странный на вкус чай, Пруссия молчаливо соглашается – нехорошо, и табурет под ним шатается, а вокруг Ивана возникает второй контур золотистого цвета, который повторяет его тело точь-в-точь. Отставив стакан, Гилберт избавляет шею от шарфа, расстегивает пуговицы на куртке и, бросив это все куда-то в сторону, плетется в свою комнату и падает на кровать. Он успевает забыться во сне, прежде чем приходит Брагинский.
Комната Пруссии - это его личная нора, даже русский почему-то уважает этот крохотный клочок территории. Гилберт предпочел бы жить в отдельном доме, но нет, ему не позволяют. Теперь же Иван нарушает границу, но Байльшмидт будто провалился в перину, веки тяжелые и едва приоткрыв их, он медленно наблюдает, как с него снимают штаны, а затем все остальное, оставляя полностью обнаженным.
- Думаешь, я сопротивляться не буду? – вызывающе сплевывает Гилберт, а внутри его начинает подтачивать червячок страха, когда Иван, сидя на кровати, раздевается сам. – Так, думаешь?!
Гилберт пинает русского коленом в спину, получается слабо, но тот недовольно морщится, а затем падает рядом, придавив Пруссию, и натягивает на них обоих одеяло.
- Не трогай, - Иван горячий, как печка, но Байльшмидт пытается отползти. – Пошел вон, иди, обними… у тебя есть, кого обнимать, - на всякий случай он решает не уточнять.
- Девица красная… - шепот-мырлыканье вперемешку со смешками щекочет ухо, а Иван только сильнее прижимает к себе. – Шарф взял, а меня не хочешь что ли?
Чертов русский смеется, а лицо Гилберта горит; завтра, завтра, когда снегопад утихнет, а у него в горле перестанет драть, тогда он расскажет Брагинскому, что он хочет и не хочет. А сейчас тяжело шевелиться, думать слишком тепло и слишком много Ивана рядом. Слишком для этого дня.
@темы: ОБОЖЕМОЙ, РуПру сожрало мне моск
Дааа!Рассказ офигенный ;3; Я так рада что мне подарили такое, мраау Т.Т